Что нет пустоты - есть отсутствие веры. И нет нелюбви - есть присутствие лжи...
У меня в голове какой-то туман, и компас внутри барахлит. Звонит, сбивается, и не указывает направление. Словно я заблудилась где-то. Словно стою на коленях, пытаюсь встать - а сверху потолок. Мне чисто по-человечески нужен вдох-выдох. Когда чуть не погибают самые близкие - это страшнее страшного.
И вот я сижу, думаю. Не о том, как хрупка наша жизнь и тп.. Об этом надумалась уже, время было. Я думаю о том, что нет чего-то очень важного у нас всех. Нет почвы под ногами, нет уверенности в верности и преданности, нет уверенности в самих себе и завтрашнем дне. Словно нам всем 13, и мы стоим на распутье жизни кусая ногти, и переживая о том, что если станем художниками, нас четвертуют дома.
А знаете чего я боюсь? Что зайду завтра, в метро например, рванет там. Смерть и всё. И ничего после меня не останется. Ни детей, ни чего-то такого, что можно было бы потрогать руками. Что я могла бы оставить любимому человеку и родителям после себя. И мою жизнь будут вспоминать в связи с тем, чего я НЕ сделала. Потому, что то, что я сделать успела - было не моим, не нужным и глупым. И годы промчались, с тех пор как я стояла на этом распутье. А всё, на что меня хватило, это постараться добиться согласия с собой. И еще я постаралась не объясняться виноватым тоном, если моя маман в очередной раз презрительно сказала, что гуманитарий - это не профессия.
Что нет пустоты - есть отсутствие веры. И нет нелюбви - есть присутствие лжи...
Вообще, это конечно да, граждане... Всё утро от разных неглупых людей я выслушиваю вопросы типа: "А что, наши начальники опять что-то взорвали, чтобы укрепить свою власть?".
Люди добрые, зажиревшие за пять лет без уличного террора в Москве и решившие, что безопасность - это нормальное состояние нашей с вами жизни. Увы. Это не так. Наша страна ведет войну. Ведет уже полтора десятка лет и будет вести еще не одно десятилетие. До тех самых пор будет вести, пока наше государство не усилится настолько, чтобы начать всерьез вырывать не только вершки, то есть исполнителей, но и корешки - заказчиков. Пока связка "дал денег на теракт в России - умер страшной смертью" не впечатается в сознание что саудовских шейхов, что вашингтонских цеэрушников со страшной силой.
читать дальшеПочему теракты произошли именно здесь и именно сейчас. Если бы мы внимательно следили за кавказскими новостями, мы бы знали, что, в последние месяцы, тамошних ведущих террористов уничтожают как бешенных собак. Ребята явно теряют респект у заказчиков, а это, в свою очередь, ведет к потере финансирования (а террор в России - это давно уже террор прежде всего во имя денег). Им нужно что-то по настоящему громкое, по настоящему захватывающее воображение, - теракты в Московском метро, блокирование центра Москвы, растерянные сотни тысяч людей, транспортный паралич города, - это как раз то, что им нужно для того, чтобы доказать, что они еще что-то могут.
Ваша, друзья мои, реакция - это часть запланированного террористами медийного эффекта. Они хотели бы показать, что не только могут уничтожать наши тела, но и вносить смущение в наши души, что мы начинаем гнать на власть и подкапывать основания собственной государственности. В этом бреде про "Путин взорвал" есть, конечно, изощренная и извращенная вера во всемогущество нашего государства - мол оно всесильно, без него никто ничего подобного сделать не в силах, а значит если подобные ужасные события произошли, это заговор нашего же правительство. "Чудесная" логика, если учесть, что еще недавно мы с вами напропалую ругали нашу слабую, некомпетентную, развалившуюся милицию (и, возможно, этой руганью тоже подвели террористов к мысли, что такая слабая структура не сможет уследить за ситуацией в метро).
Так вот, давайте признаем честно, - наше государство не настолько сильно, чтобы обеспечить нам стопроцентную защиту от терроризма. Мало того, ни одно государство в мире сейчас, включая американское, британское, французское, не настолько сильно, чтобы обеспечить гражданам защиту. Если есть те, кто объявил нам и государству войну, то есть и отличная от нуля вероятность, что они смогут что-то взорвать и кого-то убить. Мы можем снизить эту угрозу, но полностью исключить эту опасность мы не можем.
Всё, что мы можем, - это максимально обессмыслить террористические атаки на нас... Они производятся не для того, чтобы просто убить несколько десятков людей, они производятся ради ради нашей дезорганизации, ради того, чтобы посеять в нас панику и недоверие. Распространяя всякую ахинею и сея эту панику, мы невольно оказываемся пособниками террористов. Передавая откровенную чушь про мнимых "виновников" таких терактов - мы, по сути, отводим внимание от виновников подлинных, выступаем в качестве укрывателей...
Всё, чем мы можем ответить на террор - это сохранять спокойствие, разносить только проверенную информацию, помогать друг-другу. Помогать, а не обдирать, как это делают сейчас упыри, по недоразумению именующиеся у нас таксистами. Солидарность общества - это то, что нам сейчас больше всего нужно. Не нелепое "еще теснее сплотимся вокруг...", а именно самая обычная солидарность с теми, у кого погибли и ранены близкие, с теми, кто оказался в трудной ситуации и нуждается в нашей помощи.
Нам, вообще-то, не привыкать. Москва пережила "Норд-Ост", взрыв на фестивале "Крылья", взрывы в метро у нас уже тоже были неоднократно. Мы просто немного отвыкли и привыкли к тому, что у нас всё стабильно. Но, увы, пока Россия полностью не выйдет из состояния расслабления в котором пребывает уже четверть века, никакой стопроцентной надежности жизни и абсолютной безопасности не предвидится. Мы живем и будем жить на передовой. Давайте с этим считаться.
(с)holmogor
Мои родные и близкие живы. Соболезнования пострадавшим..
Что нет пустоты - есть отсутствие веры. И нет нелюбви - есть присутствие лжи...
Говорит Хаяо Миядзаки Мультипликатор, 69 лет, Токио
Я не рассказчик. Я человек, который рисует картинки. Я признаю: рисованная анимация умирает. Мастера рисованной анимации скоро станут не нужны, как когда-то стали не нужны создатели фресок. Но я счастлив, что мне довелось провести в этом умирающем ремесле больше сорока лет. Я догадываюсь, что компьютер способен на большее, чем человеческая рука. Но мне уже слишком много лет, чтобы заставить себя убедиться в этом. Иногда мне хочется сказать: откажитесь от анимации – вокруг нас и так слишком много воображаемых вещей. Современный мир бесплоден, пуст и лжив. Надеюсь, я смогу дожить до того дня, когда все застройщики обанкротятся, Япония обеднеет, и всё вокруг покроет высокая дикая трава. Жизнь – это просто мерцающий в темноте свет. В битве богов и людей людям никогда не выйти победителями. далееЯ законченный пессимист. Но если у кого-то из коллег рождается ребёнок, всё что мне остаётся – это пожелать ему счастливого будущего. Ведь ни у кого нет права говорить ребёнку, что он не должен был рождаться в этом догорающем мире. И мы никак не можем ему помочь – разве что благословить его. Собственно, думая об этом, я и делаю свои фильмы. Мне кажется, что дети интуитивно понимают это лучше, чем взрослые: мир, в котором они родились, безжалостен, безнадёжен и сыр. Несмотря на пессимизм, я не собираюсь делать фильмы, которые говорят: отчаивайся, беги и прячься. Всё, что я хочу сказать – это: не бойся, когда-нибудь всё встанет на свои места, и где-то тебя точно поджидает что-то хорошее. Мы живём в эпоху, когда дешевле и выгоднее купить права на фильм, чем снять его. Большинство современных фильмов построено на одной идее: вначале нужно изобразить зло, а потом – его уничтожить. Так делают все, но, на мой взгляд, от этой идеи пахнет мертвечиной. Как и от другой популярной идеи – о том, что у истока любого злодейства – в жизни, в политике, где угодно – стоит конкретный человек, которого всегда можно обвинить и которого всегда можно наказать. Это самая безнадёжная мысль, которую я когда-либо слышал. Никогда не упускайте шанса сразиться с продюсерами. Люди, которые спрашивают вас, не нужен ли вам ещё один год для окончания работы над фильмом, – самые большие лжецы на свете. Потому что этот год они не дадут вам никогда. Всё, что они хотят – это запугать вас. Я всегда заканчиваю работу до отведённого срока. Никогда не позволяйте работе делать вас своим рабом. Тот, у кого недостаточно опыта и наблюдений, вряд ли может называть себя аниматором. Однажды, когда мы разрабатывали сцену с горящим огнём, часть моих сотрудников призналась мне, что они никогда не видели горящих дров. И я сказал им: "Останавливаем работу. Поезжайте и посмотрите". В тот момент я подумал, что, наверное, я очень старый. Потому что я помню то время, когда все японские бани топились при помощи дров. А сегодня ты просто нажимаешь кнопку. Вдохновение можно найти даже в прогнозе погоды. Конечно, у нас на студии есть и компьютерный отдел. Но я всегда говорю им: "Старайтесь работать неаккуратно, не стремитесь к идеальным линиям. Мы ведь здесь создаём тайну, а тайна никогда не бывает идеальной". Мне не нравится, что многие люди считают, что ностальгия – это привилегия взрослого человека. Дети чувствуют ностальгию точно так же, если не более остро. На мой взгляд, ностальгия – это самая распространённая человеческая эмоция. Ведь жизнь – это непрерывная череда потерь. И дети чувствуют эти потери так же, как и все остальные. Я полагаю, что детские души наследуют историческую память предыдущих поколений. Потом, когда они начинают взрослеть, доставшаяся им память становится всё более и более недосягаемой. Поэтому больше всего на свете я хочу сделать фильм, который способен разбудить в людях эту память. Если я сделаю это, я точно смогу умереть счастливым. Я живу жизнью обычного человека своих лет: хожу в магазин, покупаю еду, а также захожу иногда в кафе – просто чтобы выпить чашку кофе. Ненавижу коллекционирование. Не люблю критиков. Иногда мне даже хочется кого-то из них пнуть. Но я слишком слаб, чтобы пнуть критика. Я не люблю читать рецензии. Я люблю смотреть на зрителей. Самая страшная ловушка, в которую может угодить режиссёр, – это страх того, что на его фильме зрителю будет скучно. Хороший детский фильм нужно снимать с расчётом на взрослых. Главный герой большинства моих фильмов – девочка. Я могу очень долго объяснять, что я хочу этим сказать и как я к этому пришёл, но лучше ограничиться кратким ответом: всё дело в том, что я очень люблю женщин. В моих фильмах очень много свиней. Может быть, это просто потому, что свинью легче нарисовать, чем верблюда или жирафа... Но, если говорить правду, мне кажется, что свинья очень похожа на человека – по поведению и внешне. Обретение свободы – самая большая радость, доступная человеку. Вся красота мира легко может поместиться в голове одного человека. К чёрту логику.
Записал Стивен Вайнтрауб (Steven Weintraub). Esquire февраль 2010 Источник
Что нет пустоты - есть отсутствие веры. И нет нелюбви - есть присутствие лжи...
Вот сижу, и думаю : толи лыжи не едут, толи я е*анутый.
Пусть кто-нибудь объяснит мне: зачем публиковать у себя чужие работы, и при этом намеренно срезать с них в фотошопе копирайты? Любому мастеру, увидившему в чужом блоге свой труд, которому сделали "обрезание", это будет совсем не приятно. Но до людей почему-то не доходит, что за каждой красивой карточкой, которую они воруют (не постесняюсь этого слова), стоит человеческий труд, который исчисляется не неделями, а месяцами. Каждый мастер трудится постоянно, не получая первое время ни гроша за свою работу, чтобы на выходе (о чудо!) наконец-то создать ту самую работу, которая нравится ему самому, и за которую не стыдно взять деньги. Пусть это звучит пафосно, в каком-то смысле. Но я всегда придерживалась мысли, что любой труд достоен уважения. (Но слово труд здесь не означает процесс, когда ты спер работу другого человека, вывесил у себя на жж(или где еще там), получил клиента и - вуаля!, сделал херовую прическу).
Так вот, к чему я. А к тому, что я думала, что моё недоверие к людям и так зашкаливает, а когда на простой комментарий с простой просьбой убрать работу из альбома тебя обливают говном, хочется пойти, и что-нибудь разбить. Ну или настроить канал через монитор, сунуть в этот самый монитор руку и выбить девочке зуб, как в детстве.